АВГУСТИН Блаженный (Аврелий Августин, лат. Aurelius Sanctus Augustinus) (13 ноября 354, Тагаст, Нумидия; ныне Суюк-Ахрас, близ Аннабы, Алжир — 28 августа 430, Гиппон Регий, также близ Аннабы), христианский теолог и церковный деятель, крупнейший представитель западной патристики; родоначальник христианской философии истории (сочинения «О граде божием»); «земному граду» — государству противопоставлял мистически понимаемый «божий град» — церковь. Развил учение о благодати и предопределении, отстаивал его против Пелагия (см. Пелагианство). Глубиной психологического анализа отличается автобиографическая «Исповедь», изображающая становление личности. Христианский неоплатонизм Августина господствовал в западноевропейской философии и католической теологии вплоть до 13 века.
Августин происходил из небогатой провинциальной семьи и в молодости испытал влияние матери-христианки Моники, но долгое время сохранял религиозную индифферентность. Получив образование в Мадавре и Карфагене, избрал карьеру профессионального ритора (с 374). Увлечения большого города не обошли его стороной: с горечью он вспоминает о кутежах, которыми предавался со своими сверстниками. Беспорядочные связи вскоре сменились конкубинатом с любимой женщиной, хотя союз их и не был освящен законом и церковью. В конце 370-х годов пережил увлечение манихейством, а в начале 380-х — скептицизмом. В 383 переехал в Рим, а вскоре получил место ритора в Милане, где познакомился с епископом Амвросием Медиоланским и начал изучать сочинения неоплатоников и послания апостола Павла. Весной 387 принял крещение. В 388 вернулся в Северную Африку; с 391 — пресвитер, а с 395 вплоть до смерти — епископ города Гиппон Регий.
Сочинения и основные этапы творчества
Многоплановое наследие Августина, одно из самых значительных в истории патристики (ок. 100 трактатов, несколько сот писем и проповедей, частью весьма обширных), сравнительно хорошо сохранилось. В творчестве Августина можно выделить три основных периода. Для первого периода (386-395) характерны влияние античной (преим. неоплатонической) догматики, отвлеченная рассудочность и высокий статус рационального: философские «диалоги» («Против академиков», «О порядке», «Монологи», «О свободном решении»), цикл антиманихейских трактатов.
Второй период (395-410) отмечен преобладанием экзегетической и религиозно-церковной проблематики: «О кн. Бытия», цикл толкований к посланиям апостола Павла, ряд моральных трактатов и «Исповедь», подводящая первые итоги духовного развития Августина; антиманихейские трактаты уступают место антидонатистским. В третий период (410-430) его занимают в первую очередь вопросы сотворения мира и проблемы эсхатологии : цикл антипелагианских трактатов и во многом итоговое сочинение «О граде божьем»; критический обзор собственных сочинений в «Пересмотрах». Некоторые важнейшие трактаты писались с перерывами многие годы: «О христианской науке» (396-426), «О Троице» (399-419).
Учение Августина органично соединяет теологию Востока с вниманием Запада к психологии и антропологии. Один их крупнейших представителей христианского неплатонизма (платоники «ближе всех к нам» — De Civ.D. VIII 5), Августин со своим небывалым доселе интересом к человеческой личности и человеческой истории выступает родоначальником европейского «субъектоцентрического» и исторического сознания. Далекий от строгого систематизма, он объединяет в идее христианского индивидуума четыре основные группы проблем: онто-теологию, психологическую антропо-гносеологию, моральную психологию и, наконец, их мистико-эсхатологическую проекцию — историческую тео-антропологию «Града»; их внешним обрамлением служат экзегетика и герменевтика.
Онто-теология Августина отдает дань традиционному для христианского неоплатонизма примату бытия перед сознанием: неизменное, самотождественное и вечное благо, бытие Божье — исходная высшая реальность (vere summeque est — De lib. arb. II 15,39) для индивидуального сознания, превышающая понятие субстанции и прочие категории (De trin. V 1,2; VII 5,8). Но разум вынужден прибегать к ним, чтобы помыслить Бога или как запредельный свет, или как высшую субстанцию, средоточие вечных идей-парадигм (De div.qu. 83, 46,2), — хотя полное познание Бога невозможно. Абсолютная Индивидуальность (Persona Dei — De Trin. III 10,19) — субстанциальное единство «персон»-ипостасей (una essentia vel substantia, tres autem personae — ib. V 9,10). Субстанциальность изменчивых вещей определяется причастностью высшему бытию и характеризуется формой как совокупностью существенных качеств (Ер. 11,3; De Civ. D. XII 25). Материя — некачественный субстрат, способный приобретать форму (Conf. XII 28; XIII 2).
Антропология и гносеология
Онто-теология Августина находит развитие в антропологии и гносеологии. Человеческая индивидуальность, субстанциальная по причастности Абсолюту, структурно изоморфна ему. Человек как «идеальный» субъект представляет собой единство трех «ипостасей» — ума, воли и памяти, — т. е. сочетание авторефлексивной интенциональности и «субъективно-исторической» объемности индивидуального сознания. Ум сам на себя обращает направленность воли (intentionem voluntatis — De Trin. X 9,12), т. е. всегда себя сознает, всегда желает и помнит: «Ведь я помню о том, что имею память, ум и волю; и понимаю, что я понимаю, желаю и помню; и желаю, чтобы я имел волю, понимал и помнил» (De Trin. X 11,18 cp. IX 4,4; X 3,5; De lib. arb. III 3,6 сл.).
Это структурное единство гарантирует психологическую самотождественность всякого конкретно-эмпирического «я» — «след таинственного единства» (Conf. I 20,31). Однако, говоря о субъекте психологии и гносеологии, Августин сочетает с традиционной онто-центрической позицией принципиально иной ход мысли, неведомый ни античности, ни предшествующей патристике. Сомнение не всесильно, ибо психологический факт сомнения свидетельствует о существовании сомневающегося субъекта. Тезис: «Я сомневаюсь (или: я ошибаюсь), следовательно, я существую» (De lib. arb. II 3,7; Sol. II 1,1; De ver. rel. 39,73; De Trin. X 10,14; De Civ. D. XI 26), не получивший у Августина (в отличие от Декарта) универсального методологического статуса, призван, тем не менее, обосновать существование самого сознания, а тем самым — достоверность высшего бытия, объективность и несомненность истины.
Сохраняя свой абсолютный масштаб, Бог обретает контр-масштаб в человеческом сознании. Для разума непосредственно очевидно его собственное существование: ум, воля и память, или «быть, знать и хотеть» (Conf. XIII 11,12), являются такой же предельной данностью, как и бытие Божье. Логический приоритет самопознания (которое, однако, принципиально возможно лишь в силу причастности к высшему бытию), а следовательно, и психологической интроспекции, объясняется тем, что познающий субъект занимает центральное положение между низшей (чувственной) и высшей (умопостигаемой) сферами, не будучи полностью подобен первой и адекватен второй: чувственное он «поднимает» до себя, к умопостигаемому возвышается путем умозрения под высшим водительством.
Путь познания — восхождение ведомого верой разума к Богу, — имеет низшую ступень, чувственное восприятие (Бог познается и через творения — De Trin. XV 6,10). Восприятия упорядочиваются «внутренним чувством» (sensus interior — De lib. arb. II 3,8 сл.), первичной инстанцией самооценки и психологической интроспекции. Знание о чувственных вещах возникает в результате рефлексии разума (mens, ratio, intellectus) над чувственными данными. Кульминация познания — мистическое прикосновение к высшей истине (вариант неоплатонической «иллюминации»), просветление умопостигаемым светом, в равной мере интеллектуальное и моральное (De Trin. VIII 3,4; De Civ.D. XI 21). Так соединяются две цели познания, «Бог и душа» (Sol. I 2,7):«Возвратись в себя — истина обитает во внутреннем человеке» (De ver. rel. 39,72). Поэтому особую важность для Августина приобрела проблема времени — внутреннего (переживание «перетекания» времени) и внешнего (объективное время как мера становления, возникающая вместе с веществом и пространством — Conf. XI 4 сл.).
О морали
В области морально-психологических проблем, которые Августин сводил к двум основным вопросам: каким должен быть человек и насколько это в его силах, — взгляды Августина претерпели значительную эволюцию. В произведениях первого периода («О свободном решении» и др.) разрабатывалась классическая теодицея, основанная на идее рационалистически и эстетически понимаемого мирового порядка. Видимое несовершенство является частью мировой гармонии и свидетельствует о принципиальной «благости» всего сущего: «Всякая природа, которая может стать хуже, хороша» (De lib. arb. III 13,36).
Бог не отвечает за зло, которое является лишь отсутствием субстанции (блага), и носит моральный характер: единственным источником зла является злая воля. Чтобы мораль была возможна, субъект должен быть свободен от внешней (в т. ч. сверхъестественной) причинности и способен выбирать между добром и злом. Моральность состоит в следовании нравственному долгу: сама идея о нравственном законе выступает как достаточный мотив (хотя содержание закона имеет богооткровенный характер). В сер. 390-х годов эта схема переживает кризис под влиянием растущего внимания Августина к психологии морального выбора.
В «Исповеди» он описывает динамику интимно-духовных процессов (к которой античные и предшествующие христианские авторы были гораздо менее внимательны), приходя к выводу, что человек, «великая бездна», слишком слаб, чтобы самостоятельно преодолеть зло в самом себе. Параллельно на основе изучения посланий апостола Павла у Августина начинает складываться концепция предопределения; она достигает завершения в антипелагианских трактатах 3 периода («О благодати и свободном решении», «О предопределении святых» и др.) и приводит Августина к окончательному разрыву с этическим рационализмом. После грехопадения Адама люди способны творить благо лишь с помощью благодати, которая несоизмерима с заслугами и дается тому, кто избран и предопределен к спасению. Основания такого предпочтения непостижимы: в справедливость высших решений можно только верить. Тем самым Августин бесповоротно утверждает примат веры над разумом: мы не можем знать всего, во что верим (De praed. sanct. 2). «Уверуй, чтобы уразуметь» (Serm. XLIII 3,4) — кредо зрелого и позднего творчества Августина.
Его кульминацией является эсхатология и историческая тео-антропология трактата «О Граде Божьем», вводящая в философский обиход идеи морального прогресса и линейного исторического времени.«Град земной» и «Град Небесный» — символическое выражение двух видов «любви», борьбы эгоистических («любовь к себе вплоть до пренебрежения Богом») и моральных («любовь к Богу вплоть до забвения себя» — XIV 28) мотивов. Моральную историю человечества Августин начинает с грехопадения Адама и рассматривает как поступательное движение к обретаемому в благодати нравственному совершенству, состоянию «невозможности грешить» (XXII 30). Цель истории свершится не на земле: земные государства — «разбойничьи шайки» (IV 4), необходимые лишь в условиях человеческой греховности. Сообщество праведных и будет тем Градом, который не от мира сего.
Экзегетика и герменевтика Августина развивает традиции Александрийской школы, рассматривая текст Писания как совокупность «знаков», имеющих теологическое, историческое и моральное значение. Способы их истолкования (в т. ч. с помощью свободных наук) — тема трактата «О христианской науке», обширных комментариев на кн. Бытия и трех заключительных книг «Исповеди». Августин создал целостное (хотя и не оформленное систематически) учение, которое на тысячу лет стало образцом для мыслителей Запада и до сих пор конкурирует с томизмом, находя приверженцев среди католических богословов. Концепция предопределения послужила вдохновляющей основой для протестантизма Лютера и Кальвина, а персоналистские религиозно-психологические мотивы составили другую линию влияния, ведущую через Паскаля к Кьеркегору и экзистенциализму. В православии Августин — блаженный, католической же церковью он канонизирован как святой.